Ты на жизнь смотришь распахнутыми глазами, а я - в микроскоп, ты видишь целое, а я - фрагменты, кусочки мироздания, ты замечаешь улыбку, а я - лишь движение уголков губ, ты свяжешь колосья в сноп, а я растащу его по зёрнышку...
Для тебя Земля подобна запятой, для меня - запятая Земле. Ты откроешь новые пути, я же увязну в лужице твоего следа.
Не грусти подолгу. Мне иной раз самой так пусто на душе станет, особенно, когда напишу что-либо, что самой, нравится. Вычерпана душа, кажется, что уже больше никогда и ничего не написать, думаешь: вот оно, последнее, кончился, сорвался в пропасть последний жалкий осколок, отпущенного мне на этом свете...
Из зеркала взглянет некое человекоподобие с перебитыми постромками взгляда, силящегося зацепиться краешком за реальность, неизбежно утекающую сквозь пальцы... Я беру веник и, сметаю на совок реальности околоплодные оболочки, в которых вышло на свет божий очередное моё детище. Я безжалостно твёрдой рукою оборвала твою пуповину, стих, ты теперь ты - уже не я.
И пустота, пустота... На полу - горсточка пыли.... А потом увижу трещинку на потолке, похожую на ветку граната, ветку граната за окном, похожую на усик жужелицы, глаза кошки, похожие на камень цимофан... Слеза, помедлив секунду в уголке глаза, ударится о белый лист бумаги, и следом за ней...
О, спасительный веник! Что было бы со мною, не сумей я в первый же приступ Вселенской Душевной Опустошённости, этой извечной болезни поэтов, воспользоваться тобой, тривиальный атрибут обыденности?
Не оглядывайся назад, Орфей, вынося из царства теней свою Эвридику-Поэзию, и не дай бог ей оглянуться!
Ночь на исходе, главное не потерять себя в её глухих переулках, не оглядывайся, Орфей! Не верь тоске, не корми своей кровью прожорливое чудовище самоуничижения!
От брака Пустоты и Хаоса родился весь земной порядок.
И муза будет балансировать на тонкой проволоке Мироздания, трепещущей цикадой нашёптывая слова утешения, иди, Орфей, по хрупкому мостику Сегодня из вчерашнего дня в завтрашний!
П.С. Я не умею исцелять, могу лишь легко коснуться холодными тонкими пальцами разгорячённого лба...
Конец 2000 года, Ухань, Юйцзяшань, 31.
